Жуткая глупая сентиментальность всегда причудливым образом сочеталась во мне с жесткостью и даже жестокостью. В первом же классе, повздорив с мальчишкой, я чуть не проткнула ему глаз ножницами, слава богу, не попала… Я этого не помню, помнит мама, она мне рассказала потом. Какая у меня избирательная память! Удачно. Помню только то, что хочу. Но…. «за год до… или через год после…». Я не любила играть в куклы, всегда выбирала странные железки, шурупы, гвозди, не любила есть супы и борщи, не любила носить какие-то платья. Мама – гениальный манипулятор, мне никогда не сравниться с ней. Она заставляла меня до последней капельки съедать ненавистный борщ, уговаривая съесть ложечку за маму, а то она обидится, за сестру, за бабушку. В итоге я была счастлива тем, что доставлю им радость – съем за них все эти «ложечки» и они будут счастливы и не будут плакать. С куклами и платьями было сложнее. Мама одушевляла их, и тоже говорила, что они обидятся и будут несчастны, за что же я их не люблю. Врожденное чувство справедливости и желание по-видимому осчастливить не только все человечество, но и весь вещественный мир, заставляло меня с щемящим чувством нежности играть в неинтересные куклы и носить дурацкие наряды. Я выросла, но привитая привычка «осчастливить всех», кажется, осталась, только теперь она очень раздражает.

Когда он подходил сзади, неслышно, тихо, по-кошачьи, я чувствовала это кожей, нет, даже нутром, его присутствие за спиной. Обдавало горячей волной все тело. Я не была влюблена совсем. Абсолютно, совершенно спокойно относилась к нашим периодическим встречам, к «свободным» отношениям. Странно, ревнивая до жути, бешенная, жутко подозрительная, я была совершенно спокойна и безразлична, но я узнала, что бывает такая волна, поняла, что присутствие человека в комнате можно ощутить изнутри, быстро движущейся волной во все стороны достигающей кожи и потом заканчивающейся где-то на макушке…. Накрывало. Всегда. Все четыре года. Замужество принесло чувство, которое заваривалось медленно, сладковато-мучительно на этой волне, а потом совершенно бесследно ушло, просто перестало существовать в природе. Закончилось все, сразу и замужество тоже. Дела давно минувших дней.

А это, это было что-то другое, пусть без волн и ощущений присутствия. Кафе, где я впервые сыграла в игровые автоматы на 50 рублей, выиграла 150, заказала тут же на них пива и осталась жутко довольна, называлось «Сухой Закон», хотя выпивки там было сколько угодно и на любой вкус. С чувством умора у хозяев, видимо, все было в порядке.
За соседним столиком сидела парочка девиц в подвыпившем состоянии, которые наглым образом обсуждали своих парней, играющих тут же в бильярд, а я ломала голову как бы говорить настолько тихо, чтобы они не слышали того, что я собираюсь сейчас сказать:
- Знаешь, у меня дежа-вю. Как будто это уже когда-то было. Ужасное состояние, не люблю. От дежа-вю всегда дурацкий шум в голове.
Мне захотелось этот разговор сделать все-таки доверительным, интимным.
Взгляд в пол…, вернее в чашку кофе. А я то опять хлещу пиво. Впервые стало вдруг почему-то стыдно и почувствовала себя алкашкой. Я уже знаю, каков будет итог. Захотелось встать и уйти, глупо все как-то, но если решение начать этот разговор принято, значит, эти уже никому ненужные фразы должны быть сказаны. Если некому больше быть честной? Как всегда у меня просто нет выбора. Почему мне не оставляют выбора?
- И все-таки… Ты – безусловно, очень хороший человек, лучший, но… я так больше не могу и так больше не будет.
Моя ошибка всегда в том, что я предоставляю людям принимать взрослые самостоятельные решения. Я оставляю им выбор. Зря. А они мне нет. Тоже зря.
В голубых глазах напротив страх, они прячутся в краях кофейной кружки, хотя до гущи еще далеко и кафе как будто не лучшее место для гаданий. Дрогнувший голос. К чему? Мы же оба уже знаем, каков финал.
- Мы можем общаться как друзья?
Совершенно нелепые мысли лезут в голову: любовь иногда принимает образ бабочки и садится кому-то на плечо… А потом вспархивает и все, заканчивается смысл. Бабочку можно удержать, поймать в руки, легко, например, согласится быть друзьями, а потом все вернуть. Я знаю, что могу, вижу все это в глазах. Легко.
- Нет. Никогда.
Но долго ли проживет бабочка в неволе?
- Почему?
- Я отвечу тебе на вопрос, если ты обещаешь ответить мне.
Великодушной быть не просто, я все время срываюсь на жесткач.
Согласный кивок головы. Мне все-равно становится плохо, начинает бить жуткая дрожь. Но тело существует помимо меня. Внутри все совершенно спокойно, я разделилась на 2 части.
- Мне не нужна дружба с тобой. У меня полно друзей. Я не вижу смысла «дружить» с человеком, с которым спала. Темой наших разговоров будут воспоминания о пастельных сценах с нашим участием? Нет.
Мне действительно не нужна дружба с ним. Я не вру.
- Теперь твоя очередь ответить мне на вопрос: почему?
Меня никогда не интересовали раньше причины расставаний, я не хотела их знать, не любила, когда меня спрашивали о них, и не любила задать эти вопросы. Да, впрочем, раньше уходила всегда я. В этот раз все иначе, я решила задать вопрос, который мне не было свойственно задавать. Мазохизм.
- Я познакомился с другой девушкой. Я влюбился.
Я стала единым целым со своим телом и бабочка, вспорхнувшая с плеча, замахала огромными крыльями сфинкса, горящими яростным огнем, опалила напоследок и улетела. А я шла по дождливой улице, не раскрывая зонта, и остужала ожоги крупными каплями октября.
Потом я узнала, что это было все вранье. Наверное, просто бабочка с его плеча вспорхнула гораздо раньше? Еще тогда в январе, когда я простила хамство в лицо. Когда побоялась встретить Новый Год в дороге, одна. Глупые приметы. Но мне это уже было совсем безразлично. Где-то рядом уже кружил какой-то другой мотылек. Я посматривала на него боковым зрением и думала, отмахнулся или снова позволить сесть? И снова дежа-вю?

Когда-нибудь я всем признаюсь в любви
Бывшим и будущим возможным…
Но только прошу тебя – не лови
На этом слове неосторожном.
Просто быть бы чуточку посильней
Не сейчас… немного позже…
Я соберусь… не в этой жизни, не в ней?
Значит, в следующей – не такой сложной.